На ФИЯ состоялось юбилейное заседание киноклуба ClassiCinema Club

28 февраля на кафедре зарубежной литературы ДонНУ состоялось юбилейное заседание киноклуба ClassiCinema Club. Предметом обсуждения стал фильм Стэнли Кубрика «Заводной апельсин» (1971), снятый по одноименному роману Энтони Бёрджесса (1962). Выйдя на экраны, фильм вызвал массу разноречивых откликов; в Великобритании он был запрещён к показу до 2000-х, а в некоторых восточных странах детище Кубрика до сих пор остаётся фильмом нон грата из-за показанного в нём насилия.

Безусловно, Стэнли Кубрик «снимает», смягчает жестокость, представленную на страницах романа. Во многом это достигается приёмом театрализации действия: например, некоторые эпизоды показаны с учётом театрального антуража – этим объясняется наличие сцены, зрительских мест, света рамп. В фильме задействованы цирковые и карнавальные элементы: так, многие женские персонажи носят парики, а члены банды Алекса надевают во время «визитов» страшные маски. Не меньший театральный эффект производят голоса актёров, нарочито акцентирующих каждое слово.

Интересно, что образы подростков вне закона, в частности – Алекса ДеЛарджа, до сих пор вдохновляют музыкальных исполнителей и режиссёров: «костюм Алекса» придаёт изюминку тому, кто в нём выступает, и, вместе с тем, как бы подчёркивает начитанность «носителя».

Особый интерес представляет поэтика названия: что же означает «заводной апельсин»? Это понятие родом из диалекта «кокни» явно не ограничивается переводом – «чудаковатое, причудливое». Название произведения метафорично: оно наталкивает на образ глобального механизма, который заведён с целью совершения насилия. Как только насильника делают слабым и беззащитным с помощью лечения, он меняется местами с бывшими жертвами, а шестерёнки заводного апельсина, словно вращаясь теперь уже в обратную сторону, продолжают делать свою работу.

Можно ли оправдать поступки главного персонажа, выделяя его среди прочих благодаря интересу к классической музыке? Алекс вдохновляется композициями Бетховена и этим пытается подчеркнуть своё особенное положение в банде. Но, в конечном счёте, искусство не делает Алекса ни особенным, ни заслуживающим прощения. Жанр фильма Кубрика неслучайно определяют как антифашистский. Террор (а в фильме – это изощрённое «ультра-насилие» Алекса), как и концепция ницшеанского сверхчеловека (в произведении – позиционирование Алексом себя как

имеющего право безнаказанно совершать жестокие поступки), оправдывались фашистами и нацистами некой собственной исключительностью – в частности, их приобщённостью к искусству (стоит вспомнить нацистские лозунги, в которых гитлеровские призывы к насилию перемежались с цитатами из Гёте, что подметил и спародировал поэт-антифашист Курт Тухольский). Музыка и в романе, и в фильме в конечном итоге «мстит» герою: «техника Людовико» прививает пациенту отвращение как к насилию, так и к любимой «Девятой симфонии» Бетховена.

Участники ClassiCinema Club успели обсудить и проблему взросления, и подростковую агрессию: кто – за стаканчиком молока, а кто – апельсинового сока…

Просмотр экранизации романа Э. Бёрджесса «Заводной апельсин» заставляет вновь и вновь обращаться к различным художественным языкам – литературно-художественному и кинематографическому. Надеемся, что своё слово скажут и другие участники киноклуба «Классика». Ждём откликов!

Кафедра зарубежной литературы ДонНУ